Неточные совпадения
Сходя с лестницы, Серпуховской увидал Вронского. Улыбка радости осветила лицо Серпуховского. Он кивнул кверху головой, приподнял
бокал, приветствуя Вронского и показывая этим жестом, что не может прежде не подойти к вахмистру, который, вытянувшись, уже складывал губы для
поцелуя.
Павел Петрович облобызался со всеми, не исключая, разумеется, Мити; у Фенечки он, сверх того,
поцеловал руку, которую та еще не умела подавать как следует, и, выпивая вторично налитый
бокал, промолвил с глубоким вздохом...
— Позвольте и мне предложить мой тост, — сказал Калинович, вставая и наливая снова всем шампанского. — Здоровье одного из лучших знатоков русской литературы и первого моего литературного покровителя, — продолжал он, протягивая
бокал к Петру Михайлычу, и они чокнулись. — Здоровье моего маленького друга! — обратился Калинович к Настеньке и
поцеловал у ней руку.
— Застал еще, слава Богу, — воскликнул он и подбежал к повозке. — Вот тебе, Елена, наше последнее родительское благословение, — сказал он, нагнувшись под балчук, и, достав из кармана сюртука маленький образок, зашитый в бархатную сумочку, надел ей на шею. Она зарыдала и стала
целовать его руки, а кучер между тем вынул из передка саней полубутылку шампанского и три
бокала.
Года три пропадал он в английских университетах, потом объехал почти всю Европу, минуя Австрию и Испанию, которых не любил; был в связях со всеми знаменитостями, просиживал вечера с Боннетом, толкуя об органической жизни, и
целые ночи с Бомарше, толкуя о его процессах за
бокалами вина; дружески переписывался с Шлёцером, который тогда издавал свою знаменитую газету; ездил нарочно в Эрменонвиль к угасавшему Жан-Жаку и гордо проехал мимо Фернея, не заезжая к Вольтеру.
Она была очень длинная; потолок ее был украшен резным деревом; по одной из длинных стен ее стоял огромный буфет из буйволовой кожи, с тончайшею и изящнейшею резною живописью; весь верхний ярус этого буфета был уставлен фамильными кубками, вазами и
бокалами князей Григоровых; прямо против входа виднелся, с огромным зеркалом, каррарского мрамора […каррарский мрамор — белый мрамор, добываемый на западном склоне Апеннинских гор.] камин, а на противоположной ему стене были расставлены на малиновой бархатной доске, идущей от пола до потолка, японские и севрские блюда; мебель была средневековая, тяжелая, глубокая, с мягкими подушками; посредине небольшого, накрытого на несколько приборов, стола красовалось серебряное плато, изображающее, должно быть, одного из мифических князей Григоровых, убивающего татарина; по бокам этого плато возвышались два чуть ли не золотые канделябра с
целым десятком свечей; кроме этого столовую освещали огромная люстра и несколько бра по стенам.
Нароков. Вы не признаете за собой красоты? Нет, вы красавица. Для меня, где талант, там и красота! Я всю жизнь поклонялся красоте и буду ей поклоняться до могилы… За вашу красоту! (Пьет и ставит
бокал.) Теперь позвольте мне, на прощанье,
поцеловать вашу руку! (Становится на колени перед Негиной и
целует ее руку.)
— Я здесь… чтобы, так сказать, ободрить… показать, так сказать, нравственную, так сказать,
цель, — продолжал Иван Ильич, досадуя на тупость Акима Петровича, но вдруг и сам замолчал. Он увидел, что бедный Аким Петрович даже глаза опустил, точно в чем-то виноватый. Генерал, в некотором замешательстве, поспешил еще раз отхлебнуть из
бокала, а Аким Петрович, как будто все спасение его было в этом, схватил бутылку и подлил снова.
Налив
бокал, он как будто украдкой, как будто воровским образом, ежась и корчась, налил и себе с тою разницею, что себе на
целый палец не долил, что было как-то почтительнее.
— Это я поскользнулась о яблочное зерно. — И с этим она быстро взяла полный
бокал Ропшина, чокнулась им с мужем, выпила его залпом и, пожав крепко руку Михаила Андреевича,
поцеловала его в лоб и пошла, весело шутя, на свое место, меж тем как Бодростин кидал недовольные взгляды на сконфуженного метрдотеля, поднявшего и уносившего зернышко, меж тем как Ропшин поднял и подал ему бумагу.
По приготовлениям высоких
бокалов и по поглядываниям княгини на часы мы заключили, что торжественно-официальная минута приближается, что, по всей вероятности, Чайхидзев в 12 часов получит позволение
поцеловать Олю. Нужно было действовать. В половине двенадцатого я попудрился, чтоб казаться бледным, своротил в сторону галстух и с озабоченным лицом и с всклокоченными волосами подошел к Оле.
Потом, когда он кончил, все подняли
бокалы в честь моего отца. Мне было дивно хорошо в эту минуту. Я готова была прыгать и смеяться и
целовать деда Магомета за то, что он так хвалит моего умного, доброго, прекрасного папу!
— Да. На свадьбе брат Захар сказал ему: «Пью за ваше здоровье
бокал, а когда моя дочь подарит вам рога, я тогда за ее здоровье
целую бутылку выпью».
При появлении их в комнату, где недавно оргия была в разгаре, где не успели еще прибрать бутылок и
бокалов, предложение Волгина было повторено и запечатлено
поцелуем жениха и невесты.